Квентин Тарантино: как снимать вестерн, готовить кровь и вовремя уйти из кино

Последним выдающимся фильмом известного режиссера Квентина Тарантино стала работа «Джанго освобожденный». Это первая его картина в стиле вестерн. Этот жанр так понравился режиссеру, что он решил продолжить в том же духе. Но кто-то слил в сеть сценарий нового фильма, из-за чего Тарантино остановил работу и даже подал в суд на сайт, который разместил сценарий.

Ввиду этого мы решили вспомнить одно из интервью Квентина о фильме «Джанго освобожденный», чтобы понять, что так привлекает режиссера в вестернах.

— Это было неизбежно, что однажды вы снимете спагетти-вестерн?

— Да, наверняка. Я всегда хотел снять вестерн. Я также знал, что когда я его сделаю, то вылью немного соуса для спагетти на него. Да ведь «Убить Билла – 2» тоже отчасти спагетти-вестерн, также как и «Бесславные ублюдки», особенно вначале. Мой сценарист, с которым я работаю над всеми фильмами, когда мы снимали первую сцену «Бесславных ублюдков», сказал: «Квентин, это твой первый вестерн!»

— И вы всегда используете музыку Морриконе.

— Да. Даже в вестерне.

— Какие современные вестерны вы любите?

— Было несколько хороши, на самом деле. Я люблю фильмы Джесси Джеймса. «Железная хватка» — хороший фильм, а из 80-х я действительно очень-очень люблю фильм Ламонта Джонсона «Скотница Энни и маленькая попка». Это и вправду был хороший вестерн для 80-х годов. «Барбадоса» — тоже хороший.

— Когда вы пишете сценарий, вы знаете, чем он закончится, когда начинаете?

— Нет, я никогда не знаю точную концовку. Нет, я знаю. Ну вот в «Убить Билла» я знал, что в конце она должна убить Билла (смеется), но как именно это случится, я не знал.

— Какие у вас отношения с Харви Вайнштайном, сопродюсером во многих ваших фильмах?

— Он мой кинематографический отец, патрон. Но ведь были и фильмы, которые я делал без него. Но в то же время, моя карьера сложилась бы совершенно иначе, не будь в ней Харви Вайнштайна.

— Как бы вы описали теперешний период в вашей карьере?

— Громко говоря, я на своем пике. Это оно, это точка кипения. Я доработался до этого – такого уровня мастерства, амбиций. «Джанго освобожденный» — безусловно, моя новая гора Эверест. Она немного выше, чем все остальные. И «Убить Билла» был достаточно высок, насколько высоки горы. Насчет того, где я нахожусь сейчас, я думаю, я на высоте.

— Расскажите о съемках Леонардо ДиКаприо в «Джанго освобожденный».

— Он показал шикарную игру. И, по правде говоря, когда я создавала этого персонажа, я представлял себе более старшего актера, потому это не было специально для Лео. А потом Лео прочитал сценарий и полюбил этого персонажа. Когда мы начали это обсуждать, я поверил, что это может быть круто. И потом мы уже начали развивать этого персонажа для Лео.

— Вы также сняли Дона Джонсона. Думаете, его ждет такая же слава как Джона Траволту после «Криминального чтива»?

— Дон очень хорошо в фильме. То, что случилось с Джоном  — это на самом деле феномен. Но Джон тоже был уже звездой кино. А Дон Джонсон – классный актер и я стал его фанатом еще до «Полиции Майами. Отдел нравов». Я смотрел все его фильмы 70-х годов и телешоу, потому когда он сыграл в «Полиции Майами» я уже точно понял, что пора, ведь я был его поклонником с самого детства.

— Вы на пике успеха. Как вы держите это в стороне, чтобы сохранять чувство самокритики и человечности, что ли?

— О, это на самом деле хороший вопрос. Дело в том, что всегда легко вернуться к тому времени, когда ты ничего из себя не представлял. Многие говорят, что я такой, потому что постоянно работаю. Я просто не заказываю кому-то сценарий, а сам его пишу. Сажусь перед белым листком бумаги и начинаю думать. Когда я снимаю фильм, я не снимаю лишь бы как, я делаю так, пока не получится именно то, что я хочу. Хотя в жизни есть много всего другого, что держит тебя в форме и не дает расслабиться и заболеть звездной болезнью.

— Что происходит, когда кто-то критикует сценарий, который вам самому нравится?

— Это зависит от многого. Если критика обоснована, может я и прислушаюсь, а может просто не соглашусь.

— Была ли в фильме «Джанго освобожденный» главной проблема рабства?

— Конечно, я хотел ее затронуть, и я бы хотел, чтобы и другие ее поняли. Если кто-то еще непосредственно участвует в рабовладельчестве, то я готов бросить ему вызов.

— Почему?

— Это глубоко в моем ДНК. Это точно также, как было при написании сценария для «Бесславных ублюдков». Я очень хорошо знаю историю Второй мировой войны, иначе я бы не выводил эту тему на первое место. Также и с темой рабства. Мне уже давно за 40, поэтому я знаю много из истории, я ею увлекаюсь. Но когда доходит до написания сценария, я не смотрю в книги по истории.

— Джейми Фокс говорил, что у вас особенный рецепт крови.

— О, мы уже долгое время работаем с одной и той же компанией по спецэффектам и реквизитам, и как раз где-то во время съемок «Убить Билла» мы получили как раз тот цвет крови, который мне нравится. Мне больше нравится японский стиль крови, где она больше красная и по качеству как краска. В Голливуде же используется кровь, которая похожа на клубничное варенье или сироп. Это удобно, актеры могут ее хоть есть. Но когда ее кладешь на металл, то она выглядит не живой, а действительно как варенье.

— Когда вы снимали «Бесславных ублюдков», вы сказали, что этот фильм станет последним в истории кино про холокост. Станет ли «Джанго» заключительным в серии фильмов про рабство?

— Нет, в данном случае, я на деюсь, будет наоборот. Я думаю, другие поймут, насколько это благодарная почва для историй. Там очень много чего можно еще рассказать, из истории Америки, о чем боялись говорить, о черных и белых.

— Вам далеко за 40, как вы сказали. У вас уже был кризис среднего возраста?

— Пока еще нет (Смеется.)

— Но вы стали мягче с возрастом? Вы очень непредсказуемая личность и иногда у вас возникали конфликты с людьми. Что-то изменилось?

— Я не знаю. Я просто знаю, что если я кого-то ущипну, то это может стоить мне 30 тысяч долларов штрафа (Смеется.)

— Зная вашу преданность кинематографу, заведете ли вы вообще когда-либо детей? Это ведь будет занимать значительную часть вашей энергии и внимания.

— Я с вами согласен. В этом и дело. Посмотрим, как оно будет. Но вот почему я и не собираюсь заниматься кино до конца жизни. Я планирую остановиться где-то в 60 лет.

— Вы в этом уверены?

— Нет, но это часть плана. Я не хочу быть старикашкой-режиссером, который делает старое кино, и не хочу быть тем, кто не знает, когда вовремя уйти. Я не хочу испортить мою фильмографию какой-то старческой ерундой. Но я могу и передумать. Если я захочу снять кино, когда мне будет 62, я это сделаю. Но я хочу покинуть ринг триумфатором. Я лучше тогда станут просто писателем книг, пьес и отцом детей.